Капитан Фокин в бешенстве метался по каюте, с трудом преодолевая желание крушить все, что попадется под руку. Каждые пять минут он выбегал в рубку и спрашивал у лейтенанта, сидящего за перископом:

— Ну как? Все по-прежнему?

— По-прежнему, товарищ капитан второго ранга, — следовал неизменный ответ.

— Дай, я сам посмотрю! — отпихивал Фокин лейтенанта и прикладывался к перископу. — У, черт! — рычал он, взглянув в окуляр. — Куда же он подевался?

— Не могу знать, — отвечал лейтенант.

И капитан, матерясь, убегал в свою каюту.

Было от чего взбеситься. Сегодня утром, ровно в девять часов, мятежный остров исчез из поля зрения, словно и не было его вовсе. А незадолго до этого пропал, не вышел на связь, лейтенант Иванов. А еще раньше начисто пропала американская команда, чего уж совсем не могло быть, ибо у американцев ничего никогда так просто не пропадает. Эти пропажи наводили на мысль, что здесь замешана мистика, а в мистику капитан Фокин, как истинный марксист, не верил. Оставалось только беситься.

В капитанскую каюту постучали.

— Войдите! — рявкнул Фокин.

Вошел дежурный офицер и доложил:

— Товарищ капитан, только что с берега к подводной лодке двумя дельфинами был доставлен лейтенант Иванов. Я распорядился принять его на борт.

— Уф! Наконец-то, — обрадовался Фокин, — давайте его сюда, быстро!

— Это невозможно, товарищ капитан.

— Почему невозможно?

— Лейтенант Иванов был доставлен в невменяемом состоянии. Едва очутившись на борту, он пришел в буйство, растолкал всех и заперся в ближайшей каюте. Никого не впускает, даже доктора. Мы боимся подходить — у него пистолет.

— Та-ак! — протянул Фокин голосом, не предвещавшим ничего хорошего. — Замполита ко мне!

— Замполит пропал, должно быть прячется.

За замполитом, действительно, водилось такое — нашкодить и спрятаться. Фокин почувствовал, как изнутри поднимается и застилает сознание волна гнева.

— Чтобы был здесь немедленно! — рявкнул он.

— Я уже здесь, — раздался сзади вкрадчивый замполитический голос.

— А-а, — обернулся Фокин, — здравствуйте, здравствуйте, — он постарался вложить в интонации побольше сладостного сарказма. — Ну и как поживает ваше дражайшее протеже — лейтенант Иванов? Как его здоровье? Не болит ли у него головка? Взорвал ли он, в конце концов, водокачку, черт побери!!!

— Товарищ капитан, — с достоинством ответил замполит, — здоровье товарища лейтенанта оставляет желать лучшего, он нуждается в серьезном отдыхе. Но, тем не менее, я убежден, что товарищ лейтенант вел себя, как истинный советский воин и до конца выполнил свой коммунистический долг.

— И скажите, пожалуйста, откуда у вас такая «убежденность»?

— Как я понял из разговора лейтенанта...

— Как? Вы разговаривали с ним? — в один голос воскликнули капитан и дежурный офицер.

— Я подслушивал, — пояснил замполит, — залез в вентиляционную отдушину и подслушивал. Из бессвязного бормотания лейтенанта я понял, что он оказался в очень сложной ситуации, попал в руки врагов, его расстреливали, но он оставался советским человеком. Смотрите, — замполит извлек из кармана бесформенный комок красного цвета и показал его капитану, — это комсомольский билет лейтенанта. О чем это говорит? О том, что, вырвавшись от врагов, он не бросил на произвол судьбы самое дорогое свое достояние, а с риском для жизни отбил его... Я предлагаю представить лейтенанта Иванова к правительственной награде.

— Да, побывал парень в переделке, — посочувствовал Фокин, — все это, конечно, извиняет его поведение. Но к награде — это вы уж слишком. Он хоть водокачку-то взорвал?

— По крайней мере, как я понял, взрывчатку он заложил — это точно. Он завербовал какого-то местного жителя, тот сначала помог ему, но потом предал.

Дверь распахнулась, и вбежал радист:

— Товарищ командир! Перехвачена радиограмма американцев! Им стало известно о возвращении лейтенанта, водокачка стоит невзорванная, они вызывают авиацию для бомбежки острова с воздуха.

— Дурень! — хлопнул себя по лбу Фокин.

— Кто дурень? — обиделся замполит.

— Я! Я дурень! Не надо было этого разиню посылать, а самому вызвать авиацию. Давно бы уж от острова одна пыль осталась. А теперь уж поздно — вся слава американцам, их очередь нападать.

— Не все потеряно, товарищ капитан, — дружески тронул его за плечо замполит, — я попробую договориться с американцами, у меня там свой человек есть. Разрешите всплытие?

— Всплываем! — решительно скомандовал Фокин.

Лодка всплыла на поверхность, и, когда все вышли наружу, стало ясно, почему пропал остров — перископ был аккуратно и ровно срезан, словно бритвой.