• И Упало Слово. Роман

Это была очень странная проходная. Что-то в ней было не так.

На первый взгляд — ничего особенного. Шлагбаум, перегородивший дорогу, двое вооруженных стражников в темно-синей форме, квадратное двухэтажное здание вахты, почти такое же, как и у лагерных проходных, только более чистое и новое, аккуратно выкрашенное в бежевые и розовые тона.

Но было какое-то отличие, и в следующий миг Корчак понял, какое.

Проходная стояла посреди чистого поля. Просто — обширное голое пространство и посреди него воткнута одинокая сиротливая проходная. Какой смысл ставить проходную, которую можно свободно объехать и обойти с любой стороны? Ни стены, ни забора вокруг, объезжай — не хочу.

Он недоуменно посмотрел на Ньютона, но тот, не замечая удивления Корчака, резко повернул направо. Они оказались на большой асфальтированной площадке, на которой стояло довольно много автомобилей и всяких механических агрегатов.

— Вылезаем! — скомандовал Ньютон, — Дальше — нельзя на вездеходе. В поселке можно ездить только на электрических карах и велосипедах.

Они спрыгнули на землю.

— Какая-то у вас неправильная проходная, — сказал Корчак, — какой смысл делать вахту посреди поля, если ее можно легко объехать?

— Это не вахта! — строго сказал Ньютон. — Это административный пост, для помощи приезжающим. И это не стражники, а городские гвардейцы. У нас тут все мужчины города дежурят по очереди. И оружие у них не для того, чтобы в людей стрелять, а чтобы кабанов и медведей отпугивать. Поживешь, сам во всем разберешься.

— Привет, а мы вас ждем, — крикнул им один из гвардейцев, — говорят, что Браун лично везет какого-то особенного новичка.

Он с любопытством посмотрел на Корчака:

— Да ладно! — сказал другой гвардеец, — вы его не слушайте. Про «особенного новичка» — это он сам придумал. Просто комендант вас приехал встречать самолично, уже два часа как ждет, вот мой друг всякие теории и строит.

— Вы не пугайтесь, — сказал Корчаку первый гвардеец, — у нас комендант, это совсем не то, что комендант в лагере.

— О, это вы мне можете не объяснять, — улыбнулся Корчак, — я уже понял, что здесь многие слова имеют совсем другой смысл.

— Именно так, совсем другой смысл, — согласился гвардеец. — У нас тут главный начальник не комендант, а городской совет. А комендант, он только гвардией командует, да всякие канцелярские дела для правительства ведет. Короче, будете беседовать с комендантом, не робейте перед ним, он просто вас оформит, как гражданина вольного мира. А над вашей судьбой и жизнью он не властен. Тут не лагерь.

Комендант оказался совсем молодым человеком, лет двадцати пяти. Он старался напустить на себя важный и серьезный вид, но выглядел при этом довольно забавно.

— Два часа вас жду, между прочим, — с подчеркнутой строгостью сказал он Ньютону, — а вы там, небось, у Старика Черчиля пировали? Тут с утра такой запах стоял, что хотелось все дела бросить — и к нему.

— Если бы мы знали, что ты специально приехал нас встречать, мы бы поторопились, — серьезно сказал Ньютон, — только стоило ли тащиться сюда, мы бы сами к тебе в контору завтра с утра заглянули.

— Да уж где тут до утра ждать, когда такие люди к нам едут, — комендант с любопытством посмотрел на Корчака, — это ведь вы Математик?

— Да, меня так называют, — согласился Корчак.

— Очень мне хотелось на вас посмотреть, — улыбнулся комендант, — Что это за человек такой, которого мне сначала приказывают срочно найти и ликвидировать, а потом, почти сразу же после этого, отменяют приказ, и приказывают беречь его пуще глаза, когда он тут у нас появится.

— Я думаю, что тебе надо это знать, — сказал Ньютон, — Ян Корчак — мой старый друг. Очень старый друг, — почеркнул он с нажимом. — Мы с ним еще в Бодайбо не один год соседями по нарам были. Понимаешь?

На лице коменданта отобразилось смятение, но он быстро совладал с собой.

— Вот оно что, — тихо сказал он, —А я-то гадаю, почему сенатор бросил все дела и летит сюда, чтобы встретиться с вами.

— Кто из сенаторов? Мария? — спросил Браун.

Комендант покачал головой:

— Нет, не Мария. Сенатор Йоган. Он сообщил мне, что будет здесь сегодня вечером, чтобы встретиться, как он сказал «с нашим другом и гостем». Я думаю, он уже вылетел из Лумпура. Вам надо обустроиться до его прилета.

Комендант достал из коробки и положил на стол связку ключей.

— Это ключи от вашего дома. Вам выделен правительством дом для проживания. Платить вам за него не надо, это служебное жилье. Я распорядился, чтобы туда доставили все, что вам может потребоваться на первое время.

— Я думал, Ян остановится у меня, — сказал Ньютон.

— Это почти что у тебя, — ответил комендант, — это в вашем квартале, через дорогу от твоего дома, слева.

— Знаю! — подтвердил Браун, — я как раз хотел тот дом купить, но правительство его не продавало!

Комендант достал из коробки кулон, такой же, какой висел на шее у Ньютона, и протянул Корчаку

— Это ваш кошелек. Браун, наверное, уже рассказал вам, что это такое и для чего он нужен. Он вас научит пользоваться, но сначала надо его активировать. Приложите ваши пальцы вот к этим площадкам на корпусе.

Корчак выполнил просьбу, кошелек пискнул и откуда из его глубины мелькнул зеленый огонек.

— Все, активировано! — сказал комендант, — Когда будете платить держите пальцы на контактных площадках, он теперь только от ваших отпечатков пальцев будет работать. Средств на кошельке достаточно, чтобы год прожить, но я полагаю, что правительство вам будет еще и жалованье платить, уточните у Йогана.

— Спасибо, — поблагодарил Корчак.

— Заходите завтра ко мне в гости, — пригласил Комендант, — Вопросов у вас будет очень много, а Браун — человек сильно занятой. В отличие от меня. Я самый главный бездельник в поселке. Тут для представителя государства работы почти нет.

Когда Корчак с Ньютоном вышли на улицу, солнце уже почти ушло на горизонт. Его крупный диск висел в лощине между двумя хребтами, окрашивая все вокруг в бордово-оранжевые тона.

— Давай пойдем пешком, — предложил Ньютон, — тут недалеко.

— С удовольствием! А то я весь день сегодня только и делаю, что сижу.

Они прошли по асфальтированной дорожке через небольшой садик, окаймляющий вахту и Корчак, уже в который раз за сегодняшний день, замер от изумления.

Он ожидал, что этот поселок будет не похож на Лагерь, но он даже предположить не мог, что он будет не похож до такой степени. У него возникло ощущение, что он перенесся в сказочную страну, о которой ему когда-то рассказывала Белоснежка.

Краски, в которые они были раскрашены дома, были более яркими и нарядными, чем это виделось сверху. И тут не было ни одного одинакового строения. Разные цвета, разная отделка, каждый домик светился неповторимой индивидуальностью.

Домики не лепились вплотную друг к другу, как это было положено жилым строениям в мире Корчака. Вокруг домиков раскинулось обширное пространство. Где-то росли фруктовые деревья, где-то — декоративные, художественно выстриженные, кусты. Где-то были разбиты роскошные цветочные клумбы. И во всем этом не было абсолютно никакой системы, но именно это отсутствие системы и придавало картине какую-то особую красоту.

Между домами были проложены широкие чистые дорожки и, Корчак не поверил своим глазам: все свободное пространство был застлано огромным бархатистым ковром, который светился в лучах заходящего солнца нежным зеленым цветом. Он не удержался, сошел с дорожки и наклонился, чтобы посмотреть из чего сделано это восхитительное покрытие, и в следующий миг понял, что это не ковер, а трава.

Просто каждая травинка была аккуратно обрезана до одинаковой длинны, что и создавало этот эффект бархатистости.

Корчак услышал смех Ньютона.

— Я тоже сначала не понял, что это трава, думал ковер такой огромный, — сказал тот.

— Но как же это? Это же такой огромный труд, обрезать каждую травинку до одинаковой длины? Зачем они это сделали?

— Чтобы было красиво! — ответил Браун.

— Просто ради внешнего вида? — удивился Корчак, — без какой-либо практической цели?

— А разве красота — это не практическая цель? — спросил Браун. — посмотри вокруг, разве это плохая цель?

Корчак понял, что Браун — прав, но все равно, у него в голове не укладывалось.

— Но ведь трава же растет. Её же все время надо обрезать, это же каторжный труд.

— Есть специальные машины, чтобы стричь траву, — ответил Ньютон. — У меня тоже такая машина дома есть, я сам стригу траву перед своим домом.

— Ты хочешь сказать, что ваша промышленность делает машины, предназначенные только для того, чтобы стричь траву для красоты? — ахнул Корчак.

— Мне тоже было это удивительно поначалу, — сказал Браун, — но я быстро понял. Помнишь, что я тебе говорил сегодня? Что высшая ценность этого мира — человек! Главная цель, чтобы человек был счастлив. А красота — это кусочек счастья. Поэтому люди хотят, чтобы наш мир был красивым, и ничего удивительно, что они делают машины, единственное назначение которых — делать мир красивым!

Они не спеша шли по дорожке, которая была чистой до такой степени, что Корчак испытал неловкость от того, что его туфли были покрыты дорожной пылью, ему показалось, что он пачкает дорожку. Он даже не стал спрашивать у Брауна, существуют ли машины для поддержания этой стерильной чистоты на дороге, наверняка они существовали.

Людей на улице было немного и Корчак уже совершено не удивлялся, воспринимал как должное, что многие из них были одеты в яркую и красивую одежду. Одежда тоже, оказывается, могла быть яркой и цветной, как эти домики. Его рабочая накидка не вызывала ни интереса, ни удивления, видимо человек в рабочей одежде был здесь такой же обыденностью, как и человек в яркой рубашке в красно-синюю клетку, который читал книгу, лежа на траве.

Странная группа людей привлекла внимание Корчака, и в следующий миг он понял, что видит то, о чем много слышал и читал, но еще никогда не видел воочию. Навстречу им шла семья.

Молодые мужчина и женщина шли нежно обнявшись, и ничуть не стеснялись показывать окружающим свои чувства. Их ребенок — девочка в пышном нарядном платье свободно носилась вокруг, бегая по стриженной траве, и родителей совершенно не беспокоило, что ребенок ведет себя так недисциплинированно. Мужчина толкал перед собой небольшую коляску и когда они приблизились, Корчак понял, что в коляске спит еще один ребенок, совсем маленький.

— Добрый вечер, — поздоровались они.

— Добрый вечер, — ответили Корчак с Ньютоном.

— Папа, смотри! —крикнула, подбежав, девочка, и протянула мужчине какой-то яркий цветок. — Это — бугенвиллея! Она выглядит как цветок, но на самом деле вовсе это не лепестки, а такие листья цветные. Мы в школе проходили. Это я сама, здесь, нашла!

— Умница! — похвалил девочку мужчина, — давай мы тебе ее в петличку вставим, будет как награда.

Они прошли дальше, а Корчак ощутил, как у него защемило в груди.

— У меня обязательно будут свои дети, — сказал он Ньютону, — много детей. И они будут приходить ко мне, чтобы поделиться своими маленькими радостями, и я буду радоваться вместе с ними. У тебя ведь тоже не было в детстве рядом такого взрослого, к которому ты мог бы прибежать со своей радостью?

— Не было, — хмуро ответил Ньютон. — Да и самого детства у меня — тоже не было, но я только тут об этом узнал.

Некоторое время они шли молча.

— Давай зайдем, выпьем кофе, — сказал Ньютон, когда они проходили мимо большого одноэтажного здания, облицованного керамической плиткой. — Это городская столовая. Заодно и научишься пользоваться кошельком.

Внутри вкусно пахло. Не чем-то конкретным, а просто — вкусно, так же, как и в столовой центра Ч. Ньютон подвел его к электронному аппарату, висящему на стене.

— Вот, возьми свой кошелек пальцами за контактные площадки и поднеси к этой пластинке. У тебя спишется с кошелька восемь милибонусов. Обед восемь милибонусов стоит. После этого можешь заходить и есть-пить сколько хочешь, без ограничений, платишь только за вход в столовую.

Корчак поднес свой кошелек к аппарату, тот пискнул и выплюнул бумажку с какими-то цифрами. Ньютон сделал то же самое.

— Бери, это называется чек, отдашь при входе в зал.

Внутри столовая показалась обширнее, чем выглядела снаружи. Повсюду стояли аккуратные столики, застланные чистыми белыми скатертями, а в центре были огромные подносы с разнообразной едой.

Ньютон с гордостью посмотрел на Корчака, ожидая от того восхищенной реакции, но ее не последовало. Ничего нового и удивительного для себя Корчак не увидел, все это очень напоминало привычную ему столовую центра Ч. То же разнообразие всякой еды, разве что выбор фруктов тут был намного больше.

Но было еще одно отличие. Внимание Корчака привлекла крупная металлическая ваза, в которой возвышалась огромная гора вареных яиц. Возле нее стоял бледный худой человек и держал в руках тарелку на которой лежало три яйца, еще одно яйцо он держал в руке и на его лице застыло радостное изумление.

Корчак почему-то сразу понял, что это значит. Вареные вкрутую яйца были главным лагерным деликатесом. Лагерники видели их только один раз в год, их давали на праздничных завтраках в день рождения Великого Вождя, и считалось что нет в мире еды, вкуснее, чем яйца.

Человек, стоящий возле вазы, был, очевидно, лагерником, только-только оказавшемся на воле, и целая гора вареных яиц была для него чем-то невероятным, и к тому же, по-видимому единственно знакомым видом еды, среди всего этого разнообразия.

Корчак вспомнил свое первое утро в центре Ч, когда он вот так же стоял в растерянности среди незнакомых блюд, и у него возник порыв подойти к лагернику и объяснить, что к чему. Но его опередили. Какая-то молоденькая девушка подхватила лагерника под руку и повела его вдоль подносов, давая объяснения.

Ужинать после угощения у Старика Черчиля совсем не хотелось. Они с Ньютоном налили себе по чашке кофе, взяли какие-то печенья и пристроились за столиком в углу.

— Ну, как тебе наша столовая? — спросил Ньютон.

— Отлично! — ответил Корчак. — Но там, откуда я приехал, была точно такая же.

— То-то я смотрю ты не удивляешься, — констатировал Ньютон. — но, если бы ты попал сюда сразу после лагерной столовой, ты бы испытал бы шок.

— Как тот лагерник, возле вазы с яйцами, — улыбнулся Корчак.

— Это я придумал, вазу с яйцами поставить! — гордо сказал Ньютон.

— Ты?

— Да я! Когда меня первый раз привели сюда, мне чуть плохо не стало. Как будто стул из-под меня выбили. Всего полно, все так вкусно пахнет, и что с этим делать — не знаешь. Я тогда сказал им, что здесь должно быть хоть что-то знакомое лагернику, за что он мог бы зацепиться взглядом. Они согласились, но у них тут не было вообще никакой еды из лагерного ассортимента, даже хлеб здешний не похож на лагерный ни капельки. И тогда я вспомнил про яйца.

Вдруг Корчаку показалось, что он услышал свое имя. Он ухватил Ньютона за руку и прошептал: «тихо».

По соседству, за спиной у Ньютона, сдвинув несколько столов сидела большая компания рабочих, и разговор у них вправду шел про Спасителя.

— Глупости все это! — громко и решительно вещал один из них, — если даже сто человек будут говорить про Спасителя одно, а один Ньютон будет говорить другое, я поверю Ньютону, а не им.

— Но как ты можешь быть уверен, что Ньютон и правду говорил это? — возразил кто-то.

— Все вы знаете Саула, он скорее язык себе отрежет, чем соврет. Еще вчера он не верил в Спасителя, а сегодня уверовал, потому что встретил Ньютона и говорил с ним. Саул был там, когда гонец принес весть о гибели Спасителя и смеялся над этой вестью, потому что не верил, что Спаситель существует. И вдруг туда пришел Ньютон, и гонец узнал его, потому что был на казни Ньютона. И Ньютон поднял руку над головой и сказал всем, что пока он не увидит тело спасителя своими глазами и не вложит свои пальцы в его раны его, Спаситель будет жив.

— Я тоже про это слышал, — перебил его один из рабочих, — а еще говорят, что Ньютон велел всем передать, что его, Ньютона, казнили два раза, и он все равно жив, а Спасителя надо тысячу раз убить, чтобы он умер.

— Да, Саул тоже об этом рассказывал, — подтвердил первый рабочий.

— Говорят, что Ньютон где-то тут скрывается, прямо в нашем поселке, — сказал кто-то.

— Те, кто его знают в лицо, — все равно не скажут об этом, — ответил первый рабочий. Если Саул его видел, значит Ньютон и вправду где-то поблизости. Как знать, может Ньютон — один из нас, может он прямо тут сидит, за нашим столом, посмеивается над нами, но признается в том, лишь тогда, когда придет его час.

— А может, Ньютон — это ты? — спросил кто-то под общий смешок.

— Я в лагере не был, я в Йоханесбурге родился, на воле, и все про это знают. Ньютона надо искать среди бывших лагерников.

Когда Корчак с Ньютоном вышли на улицу, солнце уже скрылось за горизонтом. Корчак читал о том, что в южных широтах почти не бывает сумерек, и сейчас убедился в этом воочию. Было уже совсем темно. Вернее, было бы темно, если бы не уличное освещение.

Оно тоже было необычное, как и все, с чем он сталкивался сегодня. Невысокие столбики, с горизонтальными пластинами на верху, которые были натыканы через каждые десять метров и назначение которых было для него днем загадкой, оказались мачтами уличного освещения.

Свет они давали не яркий, лишь ненамного ярче света луны в полнолуние, но зато на всей территории поселка не было ни одного неосвещенного участка.

— Это специально так, для безопасности, — извиняющимся тоном сказал Ньютон, — в наших городах вообще-то везде по ночам ярко, как днем, но тут нельзя. Тут рядом воздушные трасы нацистов проходят, если свет будет ярким, то облака будут светится, они заметят.

Но внимание Корчака привлекла вовсе не яркость освещения. Света вполне хватало, чтобы увидеть и оценить раскрывшуюся перед ним картину. Ему показалось, что все население поселка высыпало на улицы, и, наверное, так оно и было. По дорожкам и лужайке носилось множество детей, играя в какие-то свои детские игры. Их мамы и папы, прогуливались тут же, собираясь группками для беседы, расстилая прямо на траве скатерти и раскладывая на них еду и напитки. Играла негромкая музыка, звучал говор и смех.

— Что это? — прошептал Корчак.

— Просто хорошая погода, — ответил Ньютон, — ни жарко, ни прохладно, вот люди и вышли прогуляться.

— Просто хорошая погода? — спросил Корчак.

Он вдруг снова ощутил, как откуда из глубин его организма поднимается волна того чувства, которое заставило его сегодня прослезится. Он понял, что ему предстоит пройти еще очень долгий путь, прежде чем он постигнет все чудеса этого нового мира, и что этот мир еще долго будет поворачиваться к нему своими новыми гранями, удивляя и радуя его.

Его переполнило ощущение надвигающегося чуда. И чудо произошло. Прямо у него на глазах над горизонтом зажглась новая звезда. Она развернулась словно цветок и засияла ярким и ровным светом. Она была намного ярче любой звезды на небосклоне, и Корчаку показалось, что она даже отбрасывает тени от стоящих на поляне людей.

— Смотри! — он ухватил Ньютона за руку. — Звезда! Новая звезда! Вон там! — Он показал на звезду рукой, хотя в этом не было необходимости. Она сияла настолько ярко, что не заметить ее было невозможно.

— Да, — ответил Ньютон спокойным тоном, — они всегда там вспыхивают, в этом месте, аккурат между сопками.

• Назад
• Вперед