• И Упало Слово. Роман

Еще несколько дней назад он догадался, что Белоснежка была пришелицей из того чудесного мира, в котором жили люди, никогда не знавшие лагеря. И он поместил ее на своей схеме в то самое «блаженное где-то».            

И вот теперь Белоснежка, его Белоснежка, лежала рядом, и обняв его, рассказывала ему истории об этом дивном мире, как когда-то там, в тайге, рассказывала сказки.

Но истории эти совсем не напоминали сказки, они не были ни волшебными, ни веселыми, эти истории.

И тот мир, который они описывали, нельзя было назвать ни «чудесным миром», ни «блаженным где-то». Она звала его «свободным миром», но в этом мире, так же, как и в лагере, не было ни свободы, ни справедливости.

Главное отличие свободного мира от Лагеря было в том, что люди в том мире принимали участие в воспитании своих детей, дети знали своих родителей и жили вместе с ними в семьях.

Его можно было бы назвать «семейным миром», поскольку возник он именно благодаря семьям.

Сразу после Великой Гибридной Войны, когда люди всей земли добровольно переселились в трудовые Лагеря («Только вряд ли, конечно, это действительно было добровольно», — заметила Анна), на свободе, за пределами лагерей остались чиновники земной администрации, управляющие лагерной системой.

«Потому что нельзя управлять системой, находясь внутри ее, управлять можно только находясь снаружи», — пояснила Анна.

Но у многих чиновников были дети. А поскольку, по новым законам, вне лагеря могли жить только чиновники, то этих детей «в виде исключения» тоже назначили на какие-то чиновничьи должности, «с отсрочкой исполнения обязанностей до совершеннолетия».

Но у тех детей стали рождаться свои дети, и у тех детей тоже родились дети. «Но кто же, будучи в здравом уме и твердой памяти, отдаст своего ребенка в Лагерь». Поэтому младенцев стали приписывать к тому или иному ведомству и назначать на должность с момента рождения.

Сначала это делалось неофициально, поскольку «все всё понимали и прикрывали на это глаза». Но скоро должностей уже не стало хватать, возникла потребность в введении новых штатных чиновничьих единиц.

И тогда были приняты законы о «чиновничьих кастах». Теперь любой ребенок, родившийся в семье чиновников, автоматически, по закону, становился чиновником и свободным человеком. Чиновничьи должности стали наследственными. А все чиновники были разбиты на девять должностных каст. Три высшие касты занимались управлением. Они имели право принятия решений. Три средние касты занимались непосредственным исполнением решений, принятых чиновниками высших каст. А три низшие касты занимались исключительно обслуживанием быта высшей и средней каст.

Собственно, нижние касты не были чиновниками в традиционном понимании, они по сути были обычными работниками, просто их «должности» назывались по-чиновничьи. Шофер назывался «управляющим транспортным средством», уборщик «заведующим гигиеной помещений», садовник «управляющим ландшафтным дизайном».

Конечно на роль обслуги можно было брать и работников из лагеря. Так и пытались делать в первые годы, но ни к чему хорошему это не приводило. Лагерные работники, узнав, что в реальной жизни не все люди живут в лагерях, как их учили с детства, понимали, что их нагло обманули, пытались устраивать бунты, работали из рук вон плохо, а слухи о существовании свободного мира — просачивались в лагеря.

Поэтому вскоре оба мира, лагерный и свободный, были тщательно изолированы друг от друга, а роль обслуги в свободном мире легла на чиновников низших каст.

Но жили эти «работники» свободного мира, конечно не в пример комфортнее лагерных работников. Каждая семья имела отдельное жилое помещение, разной степени комфортности, в зависимости от касты. Низшим кастам полагалось две комнаты на семью общей площадью 30 квадратных метров, а высшие касты жили в особняках со многими спальнями и гостиными. Низшие касты питались в общих столовых, где еда была обильная, но простая, без кулинарных изысков. Высшим же кастам по рангу полагался собственный семейный повар.

Рабочий день был ограничен восемью часами в сутки для низших каст и свободным графиком работы для высших.

И каждый имел право отдыхать на Безмятежных Островах. Низшие касты — имели право на две недели в году, высшие же касты практически жили там постоянно, там же и работали, «дистанционно», выезжая только по необходимости.

Заболевших раком чиновников на Острова не отправляли, их излечивали и возвращали на рабочее место. Но зато после 70 лет все поголовно выходили на пенсию и имели право жить на Островах всю оставшуюся жизнь.

Поскольку все должности были наследственными, переход из касты в касту был практически исключен. Единственным способом сменить статус — были мезальянсы — межкастовые браки. В первые годы они запрещались, но потом медики спохватились, что браки внутри замкнутых каст быстро приведут к генетическому вырождению. Сюжет о любви юноши или девушки из высшей касты к представителю низшей касты быстро стал самым популярным в литературе и кино.

Но даже в этом, жестко регламентированном мире жили люди, которые были вне каст.

Юристы-ревизоры не принадлежали ни к одной чиновничьей касте, они были вне системы. Они никому не подчинялись, а их права и их возможности были даже более обширными, чем у высших чиновничьих каст. Это не всем нравилось, но ревизоров терпели, как единственную силу на Земле, которая гарантировала справедливость и беспристрастность в любых конфликтах и при любых неясностях. Само ревизорское сообщество тщательнейшим образом следило за тем, чтобы ни у кого не возникало даже тени сомнений в честности и беспристрастности принимаемых ревизорами решений, потому что эта честность была единственным условием и гарантией существования клана.

Ревизоры были первыми, кто стал передавать свои должности по наследству. Это случилось уже в первые годы после Великой Гибридной Войны, когда между разными чиновничьими группировками разгорелась настоящая война за контроль над ревизорским сообществом. Чтобы поставить «своих» ревизоров, «чужих» зачастую просто устраняли физически. Это привело к тому, что должность ревизора стала самой опасной, а средний срок жизни ревизора на посту составлял несколько месяцев.

В конце концов это вынудило ревизоров в первую очередь озаботится собственной безопасностью. Они объединили свои усилия в этом стремлении, смогли договориться между собой и забыть все распри. Все решения стали выноситься не в чью-то пользу, а только в пользу справедливости и беспристрастности. Любой «ставленник», пытавшийся «сыграть» в чьих-то интересах, безжалостно устранялся самим ревизорским сообществом.

Ревизорские должности стали передаваться по наследству. Ревизор сам назначал своего преемника из числа своих детей или близких родственников и постоянно держал его при себе, чтобы тот был в курсе всех дел. Устранять ревизоров с целью поставить «своего человека» стало бессмысленно.

Но даже при такой системе защиты, даже сейчас, спустя столетия после Великой Гибридной, должность юриста-ревизора оставалась опасной.

Порой, когда становилось очевидно, что ревизор склоняется к тому, чтобы обвинить какого-нибудь могущественного чиновника в серьезном преступлении, виновник мог пойти на то, чтобы физически устранить и ревизора и его наследников.

Именно это и произошло с семьей Белоснежки. Ее мать была юристом-ревизором южно-азиатского региона. Пробыла она в этой должности всего две недели, после убийства ее отца, от которого она получила ревизорское место вместе с одним очень опасным делом.

Это не был взрыв газа, как гласила официальная версия. Это был залп ракет воздух-воздух.

Семью Белоснежки, которая летела в северную столицу подстерег над тайгой старый боевой коптер, найденный в хранилище и расконсервированный по такому случаю. Заговорщики рассчитывали, что никому не придет в голову опасаться такого экзотического способа покушения и они были правы. Все давно чувствовали себя в воздухе в полной безопасности. Боевые коптеры были изъяты из арсенала и отправлены на консервацию столетия назад, за отсутствием необходимости в них.

И вот один из таких древних монстров с наскоро обученным экипажем висел над тайгой и ждал, пока на локаторе не появится цель. Но едва-едва обученные стрелки плохо понимали смысл сигналов на экране и потому били по всему, что появлялось в воздухе. Заговорщики сначала уничтожили аэробас с детьми из «спецкласса», потом вылетевший на место происшествия коптер спасателей, и лишь третьим залпом была уничтожена аэрояхта с семьей Белоснежки. Кресло ребенка было оснащено индивидуальной катапультой, и изрешеченный осколками пилот успел дернуть за спасительную ручку перед тем, как потерять сознание.

— Остальное ты знаешь, — прошептала Анна. — Во всяком случае знаешь до того момента, пока мы не расстались.

— Я искал тебя, — ответил он, — я всматривался в каждую девочку, которая попадалась мне на пути, а потом, когда прошли годы, — в каждую женщину. И с Полли я сошелся лишь потому, что она отдаленно напоминала тебя. У меня было мало возможностей для поиска. Какие возможности у лагерника. Но я — искал!

— Я знаю, — ответила она, — первое, что ты сделал, получив свободу, — помчался в лагерную школу за информацией.

«Откуда, ты знаешь?», — хотел спросить он, но догадался, что ей, видимо, сказала об этом Шарлотта.

— У тебя не было возможностей искать, но ты нашел меня, — сказала она. — А вот тебя искало все ревизорское сообщество Земли и не могло найти.

• Назад
• Вперед