- Информация о материале
- Автор: Андрей Шипилов
- Категория: И Упало Слово
- Создано: 12 февраля 2017
Корчака как током подбросило среди ночи. Сон сразу слетел с него, и он, как это часто бывает от ночных беспокойных мыслей, уже не смог заснуть.
— Ты что? Что случилось? — спросила Анна, которая спала очень чутко и сразу уловила его беспокойство.
— Извини, что разбудил тебя. Мне сейчас вдруг это пришло в голову. Такэда несколько раз упомянул при Кимико про «группу Корчака», а ведь нет никакой такой группы, ее официально не существует.
— Ну и что, он же знает о нашем заговоре. Вот и назвал его словом «группа».
— Они говорили с Кимико об этой «группе Корчака» не как о заговорщиках, а как об официально действующем подразделении. И эту Басму мне Кимико распорядилась выдать именно как «руководителю группы». Понимаешь, мы думаем, что мы — заговорщики, а они — не только прекрасно знают о нашем «заговоре» и более того, относятся к нему, как к своей рабочей «группе». Такэда даже знал, что это не Дабл Ви, а мы являемся авторами того самого «расследования по пьесе». Несмотря на все наши глушилки.
Анна включила ночник и села на кровати:
— Почему ты мне сразу об этом не сказал?
— Очень много событий в тот момент было, я в суете просто не обратил внимания. А сейчас до меня дошло.
Анна задумалась:
— Нет, — сказала она решительно, — не стоит гнаться за этим призраком. Ну знают они и пусть себе знают! Знают они, очевидно, давно, и если они до сих пор нам не мешали и никак не вмешивались, то и не будем до поры обращать на них внимание. Это пока не опасно для нас, а вот то, что мы собираемся сделать завтра… вот это опасно. Забудь про Такэду! Нам сейчас надо хорошо выспаться, чтобы быть в форме.
— Боюсь, я теперь не смогу уснуть, — сказал Корчак.
— Сможешь, — сказала Анна.
Она выключила свет, обхватила его сзади руками, и он и вправду, уснул.
После ночного налета спецназа жизнь в общежитии уже не вернулась в прежнюю колею.
Глинская сразу же демонстративно переехала жить в комнату к Стару.
— Делайте, что хотите, — заявила она комендатну О’Ниллу, — но я теперь боюсь оставаться по ночам одна. И кроме того, Стару нужен круглосуточный уход.
Глядя на них еще несколько пар в общежитии стали открыто жить вместе. О’Нилл, который раньше крайне дипломатично, но очень твердо пресекал любые попытки завязать постоянные отношения, теперь демонстративно не обращал на это внимания. Дабл Ви тоже, похоже, махнул рукой на контроль за жизнью жителей центра. После всего, что произошло, это уже не представлялось ему существенным.
О’Нилл же упивался своим новым статусом: народ общежития, который раньше был с комендантом в состоянии легкого перманентного конфликта, стал теперь относиться к нему как к своему товарищу, и О’Нилл старался всячески соответствовать. Хлопотал с удвоенной силой о бытовых удобствах, добыл где-то зеленые живые растения в кадках, которые расставил по этажам, и даже выбил для всех «молодоженов» на складе дополнительную мебель.
Как-то встретив Корчака в Корридоре, О’Нилл заметил:
— Что с шампанским-то будем делать? Сейчас почти никто не играет, завхоз жалуется, что излишки скапливаются. А напиток — хороший, его и без игр можно употреблять…
— Ну так и выставите мою долю к ужину, — ответил Корчак, — пусть пьет, кто хочет.
Идея всем понравилась и теперь на ужине все время стояло несколько ведерок с бутылками.
А потом как-то само-собой после ужина стали случаться вечерние танцы. Кто-то из прежних жителей свободного мира вспомнил про такое развлечение, оно пришлось всем по душе и вскоре совсем заменило собой прежние эротические игры.
К Глинской явилась делегация соседей и потребовала прочесть лекцию о том, какие были танцы и танцевальные обычаи в древние времена, и какие музыкальные произведения предназначались для танцев. Все ощущали, что имеющийся в радиоузле общежития набор маршей и патриотических песен подходил мало, но плохо представляли себе, как должно быть. Даже те, кто раньше жил в свободном мире, не могли помочь — в их мире особого музыкального разнообразия тоже не было.
Елена нашла столько информации, что хватило на целый цикл лекций, а Тагор, помогая ей выискивать иллюстрации, отыскал в древних архивах целое сокровище — огромную фонотеку из XX века. Эта находка ошеломила всех. Никто даже представить себе не мог, что музыка может быть такой.
— Ты представляешь, какие возможности мы раньше упускали, не зная про такую музыку! — сказала Анна Корчаку однажды вечером. — Я иногда часами сижу подбирая сочетание нескольких слов, которое произвело бы нужное впечатление на психику человека. А тут — все сразу, — мелодия усиливает смысл слов, слова подчёркивают мелодию, а в итоге потрясающий эффект. Вот — послушай!
Она нажала клавишу диктофона:
Перемен требуют наши сердца,
Перемен требуют наши глаза,
В нашем смехе и в наших слезах,
И в пульсации вен
Перемен!
Мы ждем перемен!
Лилось из динамика.
— Нет, ты ошущаешь? Прислушайся к себе, что ты ощущаешь? — Теребила она Корчака.
— Мне не надо прислушиваться к этому ощущению, — ответил Корчак, — оно само рвется наружу. Если эту музыку запустить в Лагеря, как мы запустили ту пьесу, то начнется великий бунт, они выйдут из бараков, возьмут администрацию за глотку и потребуют этих перемен! Что это? Ты это сама сделала?
— Этой песне много столетий. Человек, который ее написал, он погиб за много лет до победы Великого Вождя. И знаешь, мне кажется, что если бы он дожил, его песни, наверное, смогли бы предотвратить эту катастрофу. У меня уже много таких песен, Ян. И, наверное, я найду еще больше. Эти песни — великое оружие! У нас теперь есть такое оружие, какого нет ни у кого в мире!
Они с Анной теперь тоже жили вместе. Ян переехал к ней в тот же день, когда Глинская перебралась к Стару. Комната Анны была намного просторнее, а прежнее жилье Корчака стало использоваться заговорщиками как штаб-квартира и переговорная. Это оказалось очень кстати. Стар теперь проводил там целые часы, беседуя с председателем большого ревизорского жюри.
Кимико вызывала его по видеосвязи по несколько раз в день, требуя уточнить ту или иную специфику административной системы Земли или спрашивая совета о том, как перестроить работу, сделать ее более эффективной. Потом совета стали спрашивать и другие ревизоры, а затем и высшие чиновники.
Однажды вечером Стар пришел в комнату Яна и Анны. Вид у него был совсем измочаленный.
— Я так больше не могу, друзья, — сказал он. — Мне нужен совет.
— Поставьте им жесткие условия! — сказала Анна, — скажите, что вы консультируете столько-то часов в день, и не больше. Пусть сами договариваются между собой как оптимизировать это ваше время. В конце концов вы не обязаны им помогать, вы просто оказываете им любезность.
— Нет, нет, я не об этом, — покачал головой Стар, — сами по себе эти консультации мне не в тягость, это — приятная работа. Меня беспокоит результат. Когда ты знаешь, что живых людей вместо Безмятежных Островов отправляют на бойню и не можешь этому воспрепятствовать, никак не можешь повлиять — это вызывает чувство гнева и бессилия. А когда ты понимаешь, что у тебя появилась возможность влиять на принимаемые решения, но ты по-прежнему не мешаешь отправлять людей на смерть, и более того, какие-то твои советы могут этому способствовать, то ты ощущаешь себя соучастником. Я и есть — соучастник. Если Елена узнает, она возненавидит меня.
— Стар, — мягко сказала Анна, — это у вас только иллюзия того, что у вас есть возможность влиять на решение судьбы этих людей. Эту систему вам не сломать. Можно было бы ее сломать, сами ревизоры давно бы сломали! Уверена, что у Такэды и у Кимико — ровно тот же самый комплекс вины, что и у вас.
— Они не могут сломать, потому что им некуда двигаться вперед. А у нас — есть куда двигаться, но мы топчемся на месте последние дни. Все мы прекрасно понимаем, каким должен быть наш следующий шаг, почему мы не делаем его? Сколько времени мы уже знаем об этом объекте коррупционеров, об этой взлетно-посадочной полосе? Почему мы до сих пор не вступили с ними в контакт? Только потому что это враг, что он прямо у наших ворот? А если не враг? Мы даже этого не знаем. Я думаю мне стоит поехать туда и попытаться нащупать с ними контакты.
— Вы правы, Стар, — сказала Анна, — я тоже думала об этом, но поедете не вы, поеду я, — у вас нет опыта проведения переговоров, а я — специалист в этом деле.
— Я не отпущу тебя одну, — быстро сказал Корчак.
— А я без тебя и не поеду, — обернулась к нему Анна.
— Погодите, друзья, — сказал Стар, — вы мозг и сердце нашей группы, — мы не можем позволить себе потерять вас. Без вас — вся работа остановится и все, что мы уже сделали — потеряет всякий смысл. Эта поездка — опасна, из нее можно не вернуться. Вы слишком ценный ресурс, чтобы рисковать вами.
— Милый Стар, — улыбнулась Анна, — а разве в нашей группе есть не ценные ресурсы? Вы не заметили, что именно вы, Ринго Стар, вели наши последние заседания и задавали нам вектор движения? По факту — это именно вы сейчас ведете нашу группу и руководите ею. — Мы с Яном были важны для того, чтобы проложить путь, помочь вам сделать первые шаги, и они уже сделаны. Здесь — теперь ваша территория, а нам с Яном надо двигаться дальше, прокладывать дальнейшие пути. Пусть каждый решает свою задачу.
— Я думаю, что нам надо собраться и принять совместное решение, — сказал Стар...
Коммендант О’Нилл занимался своим любимым делом. Когда между хлопотами по общежитию у него выдавалась пара свободных часов, он всегда спускался сюда, в гаражную мастерскую, перебирал и регулировал разные механизмы. Работники гаража относились с уважением к этой его странности, тем более, что механиком О’Нилл был и вправду отменным.
Именно тут и застали его Анна с Корчаком. О’Нилл разложив на большом полотне какие-то детали любовно промывал каждую бензином и тщательно протирал ветошью.
— Нам надо посетить одно место, — сказала Анна без прелюдий, — но так, чтобы об этом никто не знал.
— Не получится, — ответил О‘Нилл, откладывая в сторону железяку — все уже знают.
— О чем знают? — удивилась Анна.
— О том, что вы и Корчак, собрались совершить опасную поездку, из которой можете не вернуться.
— Кто знает об этом, что еще известно?
— Знает все общежитие, но никаких подробностей, кроме того, что я сказал, никто никому ничего не известно. Никто и не интересуются. Главное, все знают, что вы рискуете.
— Хорошо, — сказал Корчак, — я скажу иначе. Нам надо совершить поездку, о которой никто бы за пределами общежития ничего не знал бы. Поэтому мы не можем воспользоваться ни коптерами, ни вездеходами. Что вы нам посоветуете?
— Кроме двух индивидуальных снегоходов, я вам ничего посоветовать не могу, — сказал О‘Нилл. — Вот, видите, готовлю их для вас, чтобы поездка обошлась без сюрпризов. Это очень хорошая техника, еще прежних выпусков, сейчас такой уже не делают. И главное, на них есть радиомаячки. Я не спрашиваю вас, куда именно вы собрались ехать, но, если в разумные сроки не вернетесь, мы будем знать, в каком направлении хотя бы вас искать...
Часовой у ворот аэродрома с явным удивлением следил за двумя приближающимися снегоходами.
— Эй, сюда нельзя! — крикнул он, — объект секретный!
— Знаем, — мы приехали с инспекцией, — ответил Ян. — Я лейтенант госбезопасности, у нас у обоих высшая форма допуска. — Вот наши карточки, проверьте!
— Я тут новенький, еще не со всеми правилами знаком, — растерялся часовой, — я вызову начальство, а вы — отойдите-ка пока на десять шагов.
Ян с Анной снова оседлали снегоходы и запустили моторы, чтобы не замерзнуть — сиденья были с подогревом. Анна показала глазами на часового, Корчак кивнул. Часовой был одет в форму лагерного стражника, но вот винтовка у него была совсем не лагерного образца. Это собственно была даже не винтовка, а какое-то другое оружие, только отдаленно похожее на винтовку. Более короткое, с пластиковым, а не деревянным прикладом, без штыка и с очень большим магазином, на несколько десятков патронов. Такого оружия на вооружении лагерной стражи не было.
Местный начальник появился быстро. Это был купный мускулистый мужчина в гражданской одежде и со шрамом на лице. Вид у него был, надо заметить, довольно жуткий. Однако, как только тот заговорил, это ощущение пропало.
— Вы уж нас извините, — вежливо сказал он, — была авария, считыватель на вахте — пока не работает. Вы не возражаете, если мы пройдем вовнутрь и там проверим ваши формы допуска?
— Не возражаем, — сказала Анна.
Прямо в будке часового был вход в подземный переход с лифтом.
— Сами понимаете, в здешнем климате поверху не набегаешься, — пояснил начальник, прикладывая свой палец к стеклянной пластинке считывателя — а мы люди столичные, к комфорту привыкли. Вы сами-то откуда к нам с инспекцией будете, тоже из Столицы, из столичного Спецтранспорта?
— Давайте сначала, проверим все документы, а потом поговорим на эту тему, — ответила Анна.
— Да, конечно, — согласился начальник, — я глупость сказал, вы же моих документов тоже еще не видели, нельзя же с первым встречным на такие темы говорить.
Он подвел их к металлической двери.
— Тут у нас, извините, входной тамбур, секретность, сами понимаете. Заходите, а то пока эта дверь не закроется, следующую открыть нельзя.
Они оказались в небольшом предбаннике между двумя дверьми.
— Сейчас открою следующую дверь, — пояснил начальник, он подошел, к щитку у противоположной стены, и, выхватив оттуда пластиковую маску, быстро надел ее на лицо.
В лицо Корчаку ударил тяжелый удушливый запах, и он потерял сознание.
