Хоть с некоторым опозданием, но выскажусь об «изобретении радио Поповым», которое неделю назад отпраздновало все прогрессивное российское человечество.

К личности самого Попова у меня претензий нет. Он действительно, без дураков, был хорошим инженером и изобретателем.

Но вот в том, какое именно радио изобрел Попов, было бы нелишне разобраться.

Что именно он открыл?

Радиоволны? Нет, их открыл Герц. Он же изобрел первые искровые передающие и принимающие радиоволны устройства.

Тогда может быть Попов первым придумал передавать информацию при помощи радиоволн? Нет, эта идея была впервые высказана самим Герцем. Правда реализовать он ее не мог, пассивный диполь, на который Герц принимал радиоволны обладал слишком малой чувствительностью, прием радиоволн мог быть осуществлен только на расстоянии нескольких метров от мощного передатчика.

Тогда может быть Попов придумал способ повысить чувствительность приемника до приемлемой величины? Нет, это сделал английский физик Лодж, который изобрел «когерер» -- трубку с металлическими опилками, которые резко меняли электропроводность при прохождении радиоволны.

Тогда может Попов придумал новый принцип радиопередатчика или радиоприемника? Нет. Попов использовал в своих работах тот же самый прибор Лоджа.

Что же тогда придумал Попов?

А Попов придумал применить прибор Лоджа для того, чтобы измерять активность молний в атмосфере. Ведь молния – это электрическая искра, рассуждал Попов, и если в передатчике Герца искра порождает радиоволну, то и молния должна порождать радиоволну, и ее можно попробовать зафиксировать еще до того, как гроза станет видимой и слышимой.

Попов оказался прав, прибор Ложда засекал электромагнитные волны, порождаемые молниями, за десятки километров. 7 мая 1895 года Попов на заседании Русского физико-химического общества, прочел лекцию «Об отношении металлических порошков к электрическим колебаниям», где публично продемонстрировал прибор, предназначенный для улавливания радиоволн от молний.

Прибор назывался «Грозоотметчик» и представлял тот же самый прибор Лоджа. Единственное отличие от оригинала было в том, что в приборе самого Лоджа после прихода радиоволны нужно было вручную слегка ударить молоточком по трубке когерера, чтобы ее чувствительность восстановилась, а в «Грозоотметчике» Попова это происходило автоматически – по трубке бил молоточек звонка, свидетельствующего и приходе радиоволны.

Именно дата этой лекции, 7 мая и стала «днем Радио» в СССР.

Надо сказать, что Попов даже не пытался приспособить прибор Ложда для радиосвязи. По двум причинам. Первое, чувствительность когерера была все же слишком слаба для улавливания искуственных радиоволн (мощность молнии – миллиарды ватт, а мощность тогдашних передатчиков была доли вата). А второе, тогда не существовало способа отделить «нужную» радиоволну, от «ненужной». Абсолютно любая искра вызывала срабатывание звоночка.

Кроме того, в то время доминировала теория Лоджа о том, что возможный предел обнаружения искусственных радиоволн ограничивается несколькими сотнями метров, а поэтому никто даже не пытался осуществить радиопередачу.

Приспособить радиоволны для радиосвязи смог итальянский самоучка Маркони, который в силу слабого знакомства с теорией не знал, что радиосвязь теоретически невозможна. Он использовал тот же прибор Лоджа, но смог решить обе проблемы, мешающие радиосвязи. Во-первых, он смог в десятки раз поднять чувствительность когерера, поместим металлический порошок в вакуум, а во-вторых, смог отделить нужные радиоволны от паразитных, применив катушки индуктивности. Одновременно он смог повысить мощность передатчика, применив параболический рефлектор.

Первую публичную демонстрацию передачи сигналов с передатчика на приемник на расстояние в 400 метров Маркони произвел в Лондоне в январе 1896 года, и первую осмысленную радиограмму передал в июле 1896 года на расстояние в 2,5 км. К концу года это расстояние возросло до 6 км, а уже в 1899 году судно Эльба, севшее на мель, передало при помощи аппарата Маркони сигнал бедствия и получило помощь.

Попов узнал об успехах Маркони в начале 1897 года и убедившись, что Маркони использовал тот же самый прибор Ложда, также попробовал приспособить его для радиосвязи, но потерпел неудачу.

В Российский публикациях о «приоритете Попова» часто можно прочитать, что уже летом 1897 года Попову удалось установить телеграфное сообщение между учебным судном «Европа» и крейсером «Африка» на расстоянии 5 км. Тут кроется изрядная доля лукавства. Во-первых, аппаратура при помощи которой была установлена связь, была разработана не Поповым, а его студентом Рыбкиным, а во-вторых, никакого «телеграфного сообщения» не было. Был только зафиксирован сигнал, посланный с одного судна на другое, осмысленное сообщение передать не удалось, о чем Попов откровенно написал в отчете.

Тем не менее, Попов был видимо первым человеком, который понял, что когереры – это тупиковый путь и, забросив это направление, начал экспериментировать с кристаллическими (полупроводниковыми) детекторами. Его записки говорят о том, что он вполне мог стать тем человеком, который открыл радиосвязь в современном понимании этого термина. Но преждевременная смерть от инсульта помешала ему сделать это.

Так кто открыл радио, Попов или Маркони?

Я полагаю, что Радио открыл Герц.

Если говорить об открытии радиосвязи, то тут приоритет бесспорно принадлежит Маркони. Первый осмысленный текст из одного единственного слова «Герц» группа Попова смогла передать по радио лишь через полтора года после Маркони.

Если прибегнуть к терминологической уловке, и под термином «радио» понимать не радиосвязь, а говорить о вообще первом практическом использовании радиоволн в хозяйстве, то «Грозоотметчик» Попова использовался для контроля грозовой активности на кафедре метеорологии Лесного института с лета 1895 года, за полгода до первой публичной радиопередачи Маркони.

Ну а что касается радиосвязи в современном понимании этого слова, то тут приоритет вообще у американцев. В 1906 году инженеры Пикард и Данвуди независимо друг от друга запатентовали диодные детекторы. Если бы не скоропостижная смерть, то скорее всего в том же 1906 году Попов сделал бы то же самое. Но, не сложилось.